«Я испытываю чувство некоторой неловкости, говоря о Достоевском», — начинал лекцию о Фёдоре Михайловиче для американских студентов Владимир Набоков.

Чувство это возникало у русско-американского писателя не из-за уважения к классику, не от благоговения перед его творчеством.

Неловкость Набокова совсем иного толка, ведь, по его мнению, Достоевский «писатель не великий, а довольно посредственный». Да, говорит Владимир Владимирович, случались у Фёдора Михайловича вспышки «непревзойдённого юмора», но он сам их перечёркивал «длинными пустошами литературных банальностей».

Поклонникам Достоевского стоит пока придержать своё возмущение: во-первых, это только начало лекции, а во-вторых, Набоков упомянул и о них, назвав непросвещёнными читателями, не способными отделить литературу от псевдолитературы.

К миллионам «непросвещённых» по всему миру относится и автор этих строк, а потому давайте вместе разберёмся, чем же Фёдор Михайлович так насолил Владимиру Владимировичу и в чём именно американец упрекает русского классика.

Рассказывая о первом произведении Достоевского, «Бедных людях», Набоков указывает на его успех как у читателей, так и у критиков, при этом заостряет внимание на том, что «наивный, неотёсанный, плохо воспитанный» мужик сразу же возомнил о себе бог весть что, и с большим удовольствием цитирует Тургенева, обозвавшего Достоевского «прыщом на носу русской литературы».

Но ссора Ивана Сергеевича и Фёдора Михайловича — это их личное дело, тем более что в итоге они оба признали талант друга друга. Набоков же вспомнил об этом конфликте век спустя, да ещё призвал к себе в союзники человека, о котором говорил всего лишь как о «милом» писателе, берущем для своих произведений «примитивнейшие» сюжеты.

Но вернёмся к Достоевскому. Всем поклонникам его творчества хорошо известны почвенническая позиция Фёдора Михайловича, его патриотизм и религиозность.

Истоки всего этого Набоков находит в каторжных работах, на которые писатель был осуждён в молодые годы. Впечатления от времени, проведённом с преступниками, Достоевский отразил в «Записках из мёртвого дома», в которых Владимир Владимирович увидел «искусственную и совершенно патологическую концепцию, доходившую до крайней идеализации простого русского народа». Но чего удивляться этим словам: американец по сути, Набоков не мог мириться с тем, что идеализируют какой-то другой народ, пусть даже тот, из которого он сам вышел.

Говоря о героях Достоевского, Набоков любимым типажом писателя называет фольклорного персонажа Иванушку-дурачка, отмечая, что книги Фёдора Михайловича пестрят клиническими психопатами. «Сомнительно, можно ли всерьёз говорить о «реализме» или «человеческом опыте» писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных», — делает вывод американец.

Кроме того, мастера психологического романа Набоков упрекает в отсутствии описаний природы. Вернее, как замечает Владимир Владимирович, природа у Достоевского есть, только все эти картины в произведениях не просто так, а преследуют какие-либо нравственные цели.

Более того, Достоевский виноват и в том, что не уделяет особого внимания одежде героев. Как же так: он предпочитает характеризовать персонажей не тем, что на них надето, а с помощью их поступков, душевных метаний, этических конфликтов.

Ну да, как понять американцу, что Достоевскому скрытое важнее видимого: главное, что творится в душе героя, его внутренние переживания, а не то, одет ли он по моде и что у него на голове — цилиндр или канотье. Одежда для писателя лишь штрих, не влияющий на дальнейшее развитие сюжета. Но человеку материальной культуры этого не понять.

В лекции Набоков прошёлся по основным произведениям Фёдора Михайловича. Досталось и «Преступлению и наказанию», с которым мы знакомы ещё со школьной скамьи. В романе Владимир Владимирович нашёл много нелепостей, но больше всего его неприятие вызвала финальная сцена, где Сонечка и Раскольников склонились над Библией.

«Убийца и блудница за чтением Священного Писания — что за вздор! Это низкопробный литературный трюк, а не шедевр высокой патетики и набожности», — возмущённо восклицает Набоков.

Ему претит, и он сам говорит об этом, что герои Достоевского приходят к Христу через грех. Но ведь это же вполне естественно, и первоисточник весьма конкретно об этом свидетельствует: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Евангелие от Луки, 15, 7).

Так кого в таком случае Набоков уличает во вздоре?

Но и это ещё не всё. Владимир Владимирович упирает на то, что преступление Раскольникова мы видим во всех подробностях, а вот о грехе Сони знаем лишь по словам автора — Достоевский ни разу не показывает, каким образом она добывает деньги для семьи. «Но настоящий художник не допустит, чтобы ему верили на слово», — настаивает Набоков.

Это, уж извините, совсем бред! Если всё, что было выше, можно хоть как-то списать на личное восприятие, то обвинение в отсутствии постельных сцен не лезет ни в какие рамки!

...Есть разные суждения о том, почему Набоков так относился к Достоевскому, прекрасно зная, как писатель популярен во всём мире.

Это, скорее всего, и стало причиной его ненависти.

Да, его «Лолита» наделала много шума, но он, как говорится, из ничего. И Набоков понимал, что он слишком поверхностен и ему никогда не достичь высот Достоевского. Вот писательская ревность и привела к возникновению «обиженной» лекции...

Литература:

В. Набоков Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский (С.173-219), Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев [Перевод с английского и французского; Предисловие И. Толстого], Москва, «Независимая газета», 1996, 438 с.

Читайте также:

Тщеславие – это грех? Рассмотрим на примере Сальвадора Дали

«Тимур и его команда»: за что ополчились на книги Аркадия Гайдара

Шведы под Полтавой: литературные версии